Неточные совпадения
Он даже следил, правда, с небрежною величавостию, за
развитием современной
литературы: так взрослый человек, встретив на улице процессию мальчишек, иногда присоединяется к ней.
Я тут же познакомилась с некоторыми из девушек; Вера Павловна сказала цель моего посещения: степень их
развития была неодинакова; одни говорили уже совершенно языком образованного общества, были знакомы с
литературою, как наши барышни, имели порядочные понятия и об истории, и о чужих землях, и обо всем, что составляет обыкновенный круг понятий барышень в нашем обществе; две были даже очень начитаны.
Так, в Афинах и в Риме торговля, промышленность и
литература никогда не достигали такого
развития, как в то время, когда эти города господствовали над известным тогда миром силою оружия.
Вот высота, до которой доходит наша народная жизнь в своем
развитии, но до которой в
литературе нашей умели подниматься весьма немногие, и никто не умел на ней так хорошо держаться, как Островский.
Но ежели бы кто, видя, как извозчик истязует лошадь, почел бы за нужное, рядом фактов, взятых из древности или и в истории
развития современных государств, доказать вред такого обычая, то сие не токмо не возбраняется, но именно и составляет тот высший вид пенкоснимательства, который в современной
литературе известен под именем"науки".
Пародия была впервые полностью развернута в рецензии Добролюбова на комедии «Уголовное дело» и «Бедный чиновник»: «В настоящее время, когда в нашем отечестве поднято столько важных вопросов, когда на служение общественному благу вызываются все живые силы народа, когда все в России стремится к свету и гласности, — в настоящее время истинный патриот не может видеть без радостного трепета сердца и без благодарных слез в очах, блистающих святым пламенем высокой любви к отечеству, — не может истинный патриот и ревнитель общего блага видеть равнодушно высокоблагородные исчадия граждан-литераторов с пламенником обличения, шествующих в мрачные углы и на грязные лестницы низших судебных инстанций и сырых квартир мелких чиновников, с чистою, святою и плодотворною целию, — словом, энергического и правдивого обличения пробить грубую кору невежества и корысти, покрывающую в нашем отечестве жрецов правосудия, служащих в низших судебных инстанциях, осветить грозным факелом сатиры темные деяния волостных писарей, будочников, становых, магистратских секретарей и даже иногда отставных столоначальников палаты, пробудить в сих очерствевших и ожесточенных в заблуждении, но тем не менее не вполне утративших свою человеческую природу существах горестное сознание своих пороков и слезное в них раскаяние, чтобы таким образом содействовать общему великому делу народного преуспеяния, совершающегося столь видимо и быстро во всех концах нашего обширного отечества, нашей родной Руси, которая, по глубоко знаменательному и прекрасному выражению нашей летописи, этого превосходного литературного памятника, исследованного г. Сухомлиновым, — велика и обильна, и чтобы доказать, что и молодая
литература наша, этот великий двигатель общественного
развития, не остается праздною зрительницею народного движения в настоящее время, когда в нашем отечестве возбуждено столько важных вопросов, когда все живые силы народа вызваны на служение общественному благу, когда все в России неудержимо стремится к свету и гласности» («Современник», 1858, № XII).
Императрица очень хорошо видела, что русское общество того времени далеко еще не так образованно, чтобы считать
литературу за серьезную потребность, чтобы теоретические убеждения вносить в самую жизнь, чтобы выражать в своих поступках степень
развития своих понятий.
У нас вообще журнальная
литература всегда пользовалась наибольшим успехом и получила наибольшее
развитие — потому ли, что русские авторы никогда не хотели или не умели сами хлопотать о продаже и об издании своих сочинений, или потому, что чтение мелких, легких статеек приходилось более по вкусу образующегося общества, нежели чтение сочинений обширных и серьезных.
Рассуждения отрешенного взяточника имеют значительную долю справедливости. Для подтверждения этого вспомним, как в течение двух столетий у нас преследовалось зло взяток, как против них восставали люди государственные в докладных записках и проектах, как они запрещались указами, как их обличала
литература. Ради курьеза приведем, пожалуй, ряд свидетельств о взятках из разных периодов русской
литературы и общественного
развития.
Не мудрено поэтому, что и у нас сатира привлекает к себе особенную благосклонность образованной публики и приводит в восторг лучших наших историков
литературы, то есть тех, которые уже переступили степень
развития, дозволяющую иным восхищаться слогом официальных отчетов.
Совершенно напротив: мы горячо любим
литературу, мы радуемся всякому серьезному явлению в ней, мы желаем ей большего и большего
развития, мы надеемся, что ее деятели в состоянии будут совершить что-нибудь действительно полезное и важное, как только явится к тому первая возможность.
Но мы убеждены, что при известной степени
развития народа
литература становится одною из сил, движущих общество; и мы не отказываемся от надежды, что и у нас в России
литература когда-нибудь получит такое значение.
Вместо фактического указания на то, что
литература не имела у нас инициативы в общественных вопросах, мы, принявши приведенное возражение, должны будем сказать:
литература у нас не может иметь инициативы при современной организации и степени
развития русского общества…
В то самое время, как «Морской сборник» поднял вопрос о воспитании и Пирогов произнес великие слова: «Нужно воспитать человека!», — в то время, как университеты настежь распахнули двери свои для жаждущих истины, в то время, как умственное движение в
литературе, преследуя титаническую работу человеческой мысли в Европе, содействовало
развитию здравых понятий и разрешению общественных вопросов: — в это самое время сеть железных дорог готовилась уже покрыть Россию во всех направлениях и начать новую эру в истории ее путей сообщения; свободная торговля получила могущественное
развитие с понижением тарифа; потянулась к нам вереница купеческих кораблей и обозов; встрепенулись и зашумели наши фабрики; пришли в обращение капиталы; тучные нивы и благословенная почва нашей родины нашли лучший сбыт своим богатым произведениям.
Почему, в самом деле, могли они знать о степени
развития своих читателей, когда эти читатели ни голоса не подали никогда в ободрение упадавшей
литературы?
Не значит ли это вредить великому делу народного образования и
развития, которому служит
литература?
Впрочем, мы чувствуем, что оправдания наши очень неудовлетворительны, и, сознавая свою вину, постараемся окончить наши заметки как можно скорее, так как в дальнейшем
развитии нашей
литературы (нужно предупредить читателя) интересы, волнующие ныне общество, оставались почти в той же неприкосновенности, как было и до Петра.
Напротив, при этих-то мелочных заимствованиях, удовлетворявших вкусу немногих бояр, которые желали воспользоваться европейскою образованностью для собственной потехи, Русь всего менее могла бы успеть в своем
развитии, тогда как реформа Петра, взволновавши давнишний застой Руси, разорвавши узы, которыми связывали всех остатки местничества и другие боярские предрассудки и обычаи, давши больше простора всем классам, значительно ускорила ход самой образованности, которая до того подвигалась таким медленным, едва приметным шагом, а вместе с тем раздвинула и пределы
литературы.
С течением времени подобные замечания и указания делаются все чаще и чаще, и в этом пока заключается
развитие нашей
литературы.
Мы даже не хотели проводить своего взгляда по всем явлениям русской
литературы; мы сказали только, что любопытно было бы представить ход
развития русской
литературы с такой точки зрения: как она постепенно сближалась с народом и действительностью, постепенно избавляясь от исключительного влияния книжников-монополистов и от призрачных, туманных идей, насильно навязанных ими
литературе.
Таков был, по нашему мнению, общий ход
развития русской
литературы с древнейших ее времен.
Если окончить Гоголем ход нашего литературного
развития, то и окажется, что до сих пор наша
литература почти никогда не выполняла своего назначения: служить выражением народной жизни, народных стремлений.
Литература — вообще всегдашний спутник образованности:
развитие ее идет параллельно с
развитием потребностей образованных классов.
Вообще этот человек много сделал для
развития всей нашей
литературы.
Им рассказывают случай, доказывающий, что и в крестьянском сословии [возможна и] естественна любовь к свободному труду и независимой жизни и что
развитие этого чувства не нуждается даже в пособии
литературы.
Таким образом, кроме своей прекрасной, благородной личности, столь привлекательной в самой себе, Станкевич имеет еще и иные права на общественное значение, как деятельный участник в
развитии людей, которыми никогда не перестанет дорожить русская
литература и русское общество. Имя его связано с началом поэтической деятельности Кольцова, с историей
развития Грановского и Белинского: этого уже довольно для приобретения нашего уважения и признательной памяти.
Нет сомнения, что большую часть писем Станкевича прочтут с удовольствием все, кому дорого
развитие живых идей и чистых стремлений, происшедшее в нашей
литературе в сороковых годах и вышедшее преимущественно из того кружка, средоточием которого был Станкевич.
А это уже достаточно объясняет его права на внимание и память образованного русского общества, которое немало обязано своим
развитием русской
литературе, и особенно критике сороковых годов.
Не одно скромное ученье, под руководством опытных наставников, но одна
литература, всегда более или менее фразистая, ведет народ к нравственному
развитию и к самостоятельным улучшениям материального быта.
Это сибаритство не скрывалось от его собратий, и Висленев некоторое время терпел за это опалу, но потом, с быстрым, но повсеместным
развитием практичности, это ему было прощено, и он работал, и неустанно работал, крепясь и веруя, что
литература для него только прелюдия, но что скоро слова его примут плоть и кровь, и тогда… при этом он подпрыгивал и, почесав затылок, хватался за свою работу с сугубым рвением, за которым часто не чувствовал жестокой тяжести в омраченной голове и гнетущей боли в груди.
Проезжали Нижним и другие более крупные величины и по тому времени, и для всех эпох
развития русской
литературы.
В тогдашней
литературе романов не было ни одной вещи в таком точно роде. Ее замысел я мог считать совершенно самобытным. Никому я не подражал. Теперь я бы не затруднился сознаться в этом. Не помню, чтобы прототип такой"истории
развития"молодого человека, ищущего высшей культуры, то есть"Ученические годы Вильгельма Мейстера"Гете, носился предо мною.
Это было предрешено уже Белинским в последний период его
развития. «Идеалисты» 40-х годов интересовались, главных образом, гуманитарными науками, философией, искусством,
литературой.
В советской философской и социалистической
литературе постоянно повторяется, что главное не «производительные силы», т. е. экономическое
развитие, а «производственные отношения», т. е. борьба классов и революционная активность пролетариата.
Историки философии чувствуют, что предмет их более походит на историю
литературы, чем на историю науки, они превращают его в историю духовного
развития человечества, связывают с общей историей культуры.
Это был конец шестидесятых годов. Вопрос о женском образовании, о женской самостоятельности, о женском труде был в полном своем
развитии в
литературе и прессе.